— Вот он же за двадцать лет до того — уже изрядно разочаровавшийся в жизни, но все еще сохранивший какие-то идеалы. В сердце еще осталась тоска по неизведанному, но ее уже начала вытеснять усталость. Начальник — сволочь, жена оказалась стервой и ушла, досрочно расторгнув контракт, забрав детей и отсудив большую часть имущества. Таланты его никому не интересны, да и цель жизни становится все более и более расплывчатой. Не за горами кризис среднего возраста, и сердце смутно подсказывает, что пережить его окажется не так-то просто.
Еще щелчок пальцами.
— Вот он же за примерно двадцать лет до того. Только-только закончил старшую школу и поступил в университет. Жизнь полна радужных надежд, девушки зазывно улыбаются, преподаватели поощрительно кивают на семинарах, и впереди, безусловно, сверкающее будущее.
Еще щелчок.
— А вот он же еще на десять лет раньше. Младшешкольник из благополучной семьи, любит папу и маму, старательно учится и ведет себя как хороший мальчик, потому что мама настрого так наказала. Образцовый ребенок. Кто может предположить, что через полвека он превратится в дебошира и безнадежного пьяницу? А теперь вопрос — кто из них настоящая личность? Семилетний? Двадцатилетний? Тридцатилетний? Или пятидесятилетний? Кого судить? Кого награждать или карать? Человек — животное социальное, и в том, кем он стал, виноват не только он лично. Да, под конец жизни спился и скатился — но ведь вокруг не нашлось никого, кто подал бы ему руку. Разве справедливо судить его так же, как и того, кому помогли? Ведь выйди вон тот парень, — он указал на тридцатилетнего, — из дома на две минуты позже в один прекрасный день, и встретился бы с замечательной девушкой лет на десять его моложе, но умницей и красавицей, искренне бы в него влюбившейся. И тогда…
Щелчок пальцами, и рядом с пьяницей появился еще один человек. За пятьдесят, то же лицо, что и у алкоголика — но спокойное и доброжелательное, без прожилок, а в уголках рта собрались крохотные морщинки, таящие в себе скрытую улыбку.
— Счастливый отец семейства, трое детей, любящая жена с бессрочным брачным контрактом, должность, пусть невысокая, но со стабильным жалованием, стихи, изредка публикуемые под псевдонимом в одном из сетевых журналов… Личность пусть и неяркая, но во всех отношениях положительная. Один из тех, на ком держится общество.
Все изображения, кроме пьянчуги, пропали.
— И я должен осудить его за то, что однажды он вышел из дома на две минуты раньше, чем следовало? Спасибо, без меня.
— Там что-то говорилось про подавление личности, — педантично напомнила Майя. — И про прогноз восстановления.
— Да. Ракуэн создан для того, чтобы дать человеку второй шанс. Снять давление окружающего мира, избавить от стресса и постоянной заботы о куске хлеба. Предоставить возможность стать кем-то иным, если захочет. Нужно лишь заставить его на время забыть о том, кем он являлся, чтобы он мог совершить выбор без влияния прошлого.
— Джа, я тебе как специалист заявляю: даже у примитивнейшего искина второго уровня отделить память от логического аппарата практически невозможно, — Камилл помахал в воздухе рукой. — Да даже на первом уровне крайне сложно. А у человеческой психоматрицы практически нереально. Заблокируй память, и получишь пустую личность, новорожденного младенца. Азы вообще-то. Безгласные тени в Аиде, разумеется, от стресса избавлены, но толку-то?
— Камилл, в тот день, когда тебе удастся уесть меня по-настоящему, я уйду в лечебный анабиоз на десяток терций как минимум, — усмехнулся Демиург. — Хотя твое знакомство с древнегреческой мифологией похвально, не ожидал. Видишь ли, у меня получаются вовсе не безгласные тени. Я блокирую память избирательно и не до конца. Смутные воспоминания остаются, логика мышления в значительной степени сохраняется. Плюс та же техника, что при программировании автономных проекций: внедрение ложных воспоминаний с пометкой их как подлинных. Со временем они рассасываются, истинная память восстанавливается, причем чем важнее что-то, тем быстрее оно всплывет на поверхность. Постепенно человек снова становится собой — но уже переосмыслившим свою жизнь… я надеюсь. И нашедшим в ней новые цели. Куда он захочет пойти дальше и захочет ли — посмотрим. По прогнозам, не меньше минитерции на восстановление потребуется, но статистика пока не набрана по понятным причинам.
— Ну хорошо, восстановит он свою личность полностью — а дальше? — Майя задумчиво потеребила прядку волос. — Был сволочью и мерзавцем, и таким же остался. Что с ним станешь делать? Сотрешь?
— Зачем? Виртуальность есть не просит. Пусть живет сколько влезет. Выделить ему персональный изолированный карман, окружить его куклами, и пусть хоть людоедством там занимается. Твои искины, Камилл, на начальных этапах присмотрят за Ракуэном, они уже все дружно согласились. Дальше, возможно, создадим какие-то специализированные структуры фильтрации, но пока нужды нет.
— То есть твои средневековые деревеньки в виртуальности — своеобразный санаторий для умерших, — подытожила золотоволосая девочка. — Не рай и не ад, а чистилище. Не думаешь, что такие вот городишки слишком скучные?
— Ракуэн очень большой. Такие вот городишки не единственное, что здесь есть. В разных областях воспроизведены самые разные антропогенные ландшафты — от земной античности до современной Текиры. И Художницы с Операторами продолжают работать. Куда конкретно попадет та или иная личность после смерти, определяется ее желаниями в момент трансферта. У меня есть небольшая методика, можете ознакомиться. Каси!