— Завалят его, — задумчиво сказал Красец. — Вот помяни мои слова, завалят.
— Кого, журналюгу? Да вряд ли. Такие заявления с кондачка не делаются. Да и записи приватных генеральских разговоров обычному писаке не добыть. Наверняка через него компромат на публику сливает кто-то очень и очень серьезный. Кому пешки нужны? Завалить, может, и завалят, только других, а его просто по судам затаскают, чтобы честно свои деньги отработал. Сядет года на три с последующим запретом на профессию — и все дела. Плебей против белой кости — куда ему…
— Экипаж двадцать семь! — из коммуникатора прорезался новый женский голос, на сей раз куда менее приятный, зато существенно более раздраженный. — Экипаж двадцать семь, ответьте!
— Машина двадцать семь — центральной, — отозвался Красец, тыкая пальцем в загоревшееся в дисплее подтверждение приема. — На связи. Слушаем внимательно, Кица, лапочка. Не скучно ночью одной?
— Экипаж двадцать семь, придержите свои закидоны при себе. Вызов первой категории по адресу Третья авеню, восемнадцать дробь два, квартира восемь. Соседи из квартиры семь слышали крики и выстрелы. Отправляйтесь на место и проверьте.
— Принято, центральная. Третья авеню, восемнадцать дробь два, квартира восемь. Выезжаем. Отбой, — Красец потыкал в дисплей пальцами, вызывая карту. — Топа, жми. Вот картинка.
— Нахрен картинку! — огрызнулся Бобовой, включая сирену. — Знаю я дорогу. Лучше пробей по базе, что за квартира и кто живет.
— Как скажешь, — пожал плечами Красец, снова принимаясь манипулировать дисплеем и все время промахиваясь по призрачным кнопкам из-за тряски разогнавшейся машины. — Слушай, да куда ты так гонишь? Утихомирься, пустые же улицы, успеем… Ага, вот. Владелец — некто Вой Пересылка, сорок семь лет, холост, род занятий — биржевой игрок… Тьфу, не в тему, тут пометка: квартира сдается в аренду. Цур его знает, кто там сейчас живет.
— Значит, доедем — увидим, — сквозь зубы выплюнул Бобовой. — Держись. Когда еще сумеем так погонять на законных основаниях?
— До морга догоняешься, Топа! Да, как приедем, помалкивай, я говорить стану. Если свидетелей сразу правильно не опросить, потом такого домыслят и напридумывают…
На Третью авеню они добрались за полторы минуты. Дверь подъезда пятиэтажного дома стояла распахнутой настежь, подпертая камнем, чтобы не захлопнулась. Полицейские, выключив сирену, но оставив мигалки, быстро взбежали по лестнице на четвертый этаж — и наткнулись на старушку, переминающуюся возле квартиры с ноги на ногу. Маленькая, седая, морщинистая, в теплом цветастом халате и с острыми глазками-бусинками, она живо напомнила Красецу Бабу Нюру из сериала «Детектив в домашних тапочках». Сериал, в котором бред на дурости сидел и кошмаром погонял, он на дух не переносил и не понимал, как люди могут смотреть такое. Однако его сестра подобный детективный маразм просто обожала, и, оказываясь у нее в гостях, он волей-неволей был вынужден хотя бы краем уха слушать хренов дуроящик. Или устный пересказ предыдущей серии.
Похоже, бабуся тоже обожала смотреть телевизор, поскольку затараторила сходу, не дав полицейским и рта открыть:
— У меня бессонница, молодые люди, я ночами всяки-разны книжки читаю, потому что сон не идет, нет, и вот в час тридцать три минуты — я сразу по часам время засекла! — слышу, как за стенкой вроде кричит кто-то, и стуки какие-то раздаются. Я ухом-та к стенке прижалась, и слышу, вроде как «не надо, не надо!» кричат, а в ответ кто-то басит этак угрожающе, а потом еще что-то упало…
— Бабушка! — Красец попытался вклиниться в ее речь. — Погоди нем…
— А потом вдруг бах, бах! — старушенция не обратила никакого внимания на его жалкую попытку. — И опять крик такой страшный «А-а-а!», и опять бах, бах! Совсем как по телевизеру, когда из пистолетов стреляют, а потом с площадки замок заскрежетал, и я сразу к глазку, к глазку! А там трое бегут, все в черном, такие шустрые, лифт вызывать не стали, сразу на лестницу, и только ноги затопотали. Я тут же за пелефон и ну названивать, а там дамочка такая нотная…
— Бабушка! — Красец повысил голос, грозно нависая над старушкой. — А телевизер… тьфу, телевизор-то ты ночью смотрела? Может, там стреляли, а?
— Да нешто я телевизер от настоящего пистолета не отличу! — обиделась образованная бабуся. — Я же говорю — бахало громко, а он мужчина тихий, телевизер никогда громко не включает, женщин к себе не водит, и вообще вежливый, на площадке как встретит, кажный раз кланяется и о здоровье спрашивает. Холостой еще, загляденье, а не мужчина, только ходит неухоженный, женской руки не чувствует, я уже ему сколько раз предлагала справну жену подыскать, у меня подружки дочка в самом соку, как раз его возраста…
— Бабушка! — Красец еще раз повысил голос, стараясь не замечать скептическую ухмылку напарника. — Еще раз: кто там живет? Что за человек, чем занимается?
— Да юрист он, — охотно пояснила бабка в халате. — Или в канцелярии какой работает. Уходит с утра пораньше, приходит поздно, в костюме с шейным снурочком, всегда одним и тем же… хотя иногда и свитер старый с брюками носит. Денег-та, наверно, немного, вот и донашивает. Я же говорю — женской руки не чувствуется, холостяком век коротает…
— Так, все ясно! — Красец вскинул руку ладонью вперед, испытывая острое желание ухватить старушку за морщинистую мордочку и накрепко зажать ей говорливую пасть. — Бабушка, теперь помолчи, пожалуйста. Мы в квартиру зайдем и с хозяином поговорим — или посмотрим, что произошло, если его нет.