Тела Тиксё и Микана зашевелились, медленно поднялись в воздух и повисли в полусажени над землей. Только сейчас Суэлла осознала в полной мере всю силу Аямы-Яны. Синомэ. Первая категория. С легкостью держит в воздухе два тела общим весом в сто тридцать килограмм как минимум. И удар, сломавший шею Микану, она нанесла с расстояния в почти две сажени. По сравнению с ней вторая категория Суэллы — детский лепет. Ребра ломать в пьяной драке, не больше…
— Я отнесу их в дом, — Яна повернулась и пошла к двери в дом «кающихся грешниц». Тела плыли перед ней. — Пятнадцать минут, Су. Через пятнадцать минут вернусь. Давай, действуй.
Суэлла посмотрела ей вслед и пожала плечами. Что бы ни ждало ее в будущем, все лучше, чем раньше. Слишком неожиданно — но, в конце концов, какая разница? Она дотянулась манипулятором до валяющегося на земле пистолета Микана, покрутила его в руках — рукоять неожиданно удобно легла в руку, словно и не покидала ее никогда — и выстрелила в воздух.
— Слушайте меня все! — громко сказала она, и головы лежащих начали поворачиваться в ее сторону. — Жрецы Тинурила, ваша власть над нами кончилась. Если кто хочет умереть — только скажите, прикончу с радостью. Мужикам подняться на ноги и отойти к стене, вон туда. Все оружие — на землю возле меня.
Фигура Джикаэра медленно воздвиглась в дальнем углу двора. Настоятельно заметно покачивался и иногда мотал головой, словно вытряхивая что-то из уха. А он-то когда успел здесь появиться? Или она, перепуганная, просто не заметила его раньше?
— Суэлла Тарахоя! — властно прогремел он. — Чудовищный грех совершаешь ты, идя против священной воли Тинурила…
Суэлла выбросила вперед руку с пистолетом и почти не целясь выстрелила. Прошлой весной — как давно это было! — на соревнованиях она выбивала девяносто пять из ста на двадцати саженях. Пуля взметнула из ограды облако глиняной пыли в нескольких сантиметрах от левого уха осекшегося жреца, и девушка почувствовала странное удовлетворение. Оказывается, не забылись еще навыки! Может, прикончить его в качестве примера для остальных?
— Плевать я хотела на волю Тинурила! — холодно сказала она. — Если бы я не была атеисткой, все равно стала бы ей после пребывания в вашем гадюшнике. Джикаэр, если бы не просьба момбацу самы Яны Мураций, я бы с большим удовольствием пристрелила тебя. Ляпнешь еще что-нибудь — точно пристрелю.
Она выстрелила снова, и на сей раз облачко пыли взметнулось возле правого уха дернувшегося настоятеля.
— Джикаэр, выходи сюда и раздевайся догола. Живо! И пусть только кто-нибудь попробует дернуться!
— То есть, по твоему мнению, с боевиками в храме пора кончать? — осведомилась Цапара.
— Да, — Хоцобой скупо кивнул. — Потеряв хозяев, они сорвались с поводка и стали слишком опасны. Пятерых еще можно было игнорировать. Но сейчас их стало тринадцать, и сколько еще приползет из западных лесов — неизвестно. Когда я там болтался две недели назад, местные шептались, что солдаты бегут из уцелевших лагерей десятками и сотнями. И если хотя бы каждый сотый решит, что у нас сытно и уютно… В городе и без того хватает воров и мошенников, чтобы позволить собраться еще одной большой банде. Тем более — совершенно отмороженной. И не забывай — все, что они берут у жрецов, могло бы стать нашим.
— Логично, — согласилась Смотрящая. — Только, кажется, тебя еще что-то волнует. Я же тебя двадцать лет знаю, Хоца. Что случилось? Схлестнулся с кем-то из них?
— Не без того, — лицо Хоцобоя осталось невозмутимым. — Цапара, ответь мне на один вопрос.
— А именно?
— Ты знаешь, что в борделе при храме содержится тарсачка? Тарсачка-синомэ?
— Конечно, — уголком рта усмехнулась Цапара. — Я же все-таки Смотрящая. Что тебя так взволновало?
— Из какого она клана?
— Зачем тебе знать?
— Затем, что она тарсачка. Сестра по крови. Я могу стерпеть, когда в бордель силой загоняют гулану, сапсапу или кого еще. Но тарсачку!..
— Ну и что? — Смотрящая нахмурилась. — Она из Северных Колен. Поделом высокомерной стерве. Пусть-ка на собственной шкуре прочувствует, каково оно — своими руками на кусок хлеба зарабатывать.
— Цапара! — заместитель стукнул кулаком по столу. — Какая разница, из Северных колен она или еще откуда? Она — тарсачка! Как я могу жене и дочерям в глаза смотреть после такого?
— Да мне плевать! — Смотрящая поднялась из-за стола, в беспорядке заваленного бумагами. — Шлюха есть шлюха, кем бы ни родилась.
Она обогнула стол и угрожающе нависла над мужчиной.
— Не лезь не в свои дела, Хоца. А то ведь в мире много тайных вещей, которым неплохо бы такими и остаться. Интересно, как твоя жена отреагирует, если узнает, что ты сам регулярно в бордель захаживаешь?
— Она знает, — лицо заместителя по-прежнему оставалось бесстрастным.
— Вот как? — Цапара выгнула бровь. — И что же она тебе говорит?
— Не лезь не в свои дела, Цапара, — равнодушно парировал Хоцобой. — С женой я сам как-нибудь разберусь. Ну хорошо, я с другой стороны зайду. Тебе жить хочется? Ты подумала, что с нами станет, если узнает кто-то на стороне?
— А кто узнает? — удивилась Цапара. — В курсе только жрецы и охранники храма, которым болтать, сам понимаешь, не с руки. Да еще клиенты. Только если такой клиент кому признается, что в подпольном борделе тарсачку трахал, его собственными кишками удавят. Так кто разболтает?
— Безнадежно… — пробормотал Хоцобой. — Цапара, ты по ниточке над пропастью ходишь. Вся затея с нелегальным борделем глупа до невозможности, я тебе уже десять лет назад говорил. Зачем туда загонять женщин силой, когда и добровольных шлюх сколько угодно найдется? Ну, не в Тахтахане, так из других городов привезти.