Река меж зеленых холмов - Страница 200

200

Тот факт, что Карина Мураций получила аудиенцию у Верховного Князя, который ради нее экстренно изменил свое расписание, не мог пропасть впустую. Если не считать горстки ее откровенных недоброжелателей среди пользующихся весом аристократов, остальные пока что предпочитали помалкивать и держать свое мнение при себе. Большинство знало цену публичным статьям и передачам — и понимало, что решения принимается вовсе не их авторами и даже не по их мотивам. Политические тяжеловесы предпочитали действовать в тихой глубине омутов, не доступных взглядам широкой публики. Новое правительство Сураграша (которое многие до сих пор брали в кавычки) пока что оставалось диковиной, способной мгновенно превратиться в курьезный факт новейшей политической истории, но в равной мере имело шанс оказаться долгоживущей политической силой, с которой придется считаться.

В пользу нового правительства говорила и личность ее формальной главы.

Конечно, никто не рассчитывал, что вчерашний молодой хирург из-за океана проявит политическую сметку, которую дети элиты впитывали едва ли не с материнским молоком. Но подробности ее визита, в том числе предутреннего приключения в лесопарке, успели разойтись достаточно широко, не в последнюю очередь благодаря усилиям ехидной Ветки Тучи, позаботившейся донести суть происшествия до публики. И не только суть: по Сети очень быстро разошлась запись с полицейской камеры, таки выцарапанная Веткой из участка, на которой Карина расправлялась с тремя мужиками с отчетливо различимыми лицами. Запись оказалась опубликованной анонимно, источник остался неизвестен, служебные поля оказались надежно затертыми, так что ни один суд не принял бы ее в качестве доказательства. Но насчет ее подлинности ни малейших сомнений ни у кого не возникало. Падалка Белый Пик после выхода из больницы немедленно ретировался в родовое имение и на публике больше не показывался, как и его отец. Какие события происходили под ковром, знали немногие, но сопоставить два факта — конфликт Карины с сыном и наследником мстительного оой-графа и скоропостижную отставку самого оой-графа — способны были все.

Купеческая палата демонстрировала редкостное единодушие в своей поддержке Сураграша. Мещане, давно недовольные засильем аристократов, мало смягченным двухпалатностью Законодательного собрания, шумно радовались любым успехам, даже чужим, подрывающим официальную точку зрения о неизбежности господства аристократии в политической жизни. Сураграшское правительство состояло сплошь из стопроцентных плебеев, а потому вне зависимости от своих реальных успехов неизбежно получала поддержку нижней палаты. Особенно громко шумели «черные либералы», в очередной раз вытащившие на свет проекты законов об отмене большинства аристократических привилегий (в первую очередь, разумеется, налоговых льгот). После визита Карины закон о признании Сураграша и установлении с ним дипломатических отношений в рекордно короткие сроки, менее чем за две недели, прошел путь от проекта до окончательного утверждения (двести девяносто четыре голоса за и пять воздержавшихся), после чего благополучно завис в Дворянской палате на стадии предварительного согласования. «Купеческий вестник», официальный орган палаты, один за другим публиковал хвалебные панегерики правительству Мураций и Панариши, предвкушая светлое будущее и добрососедские взаимоотношения.

Дворянская палата потихоньку бурлила, но не столько из-за неприязни к «выскочке», которую некоторые все же считали нужным демонстрировать, сколько из-за неопределенности в части собственной выгоды. Новое иностранное правительство означало новые должности и посты в правительстве ЧК, которые следовало делить. Оно означало утверждение новых законов — о торговле и пошлинах в первую очередь — выгодные разным группировкам по-разному, а следовательно, и лоббирование этих законов и связанные с ним гласные и негласные подношения. Каждый депутат готовился извлечь из происходящего свой профит, осторожно прощупывая взгляды коллег, цену, за которую те готовы продаться, и возможных союзников. И даже те, кто полагал необходимым критически высказываться в адрес сураграшского правительства, не забывал оставить себе лазейку для мгновенной смены ориентации на прямо противоположную. В конце концов, позиция позицией, а деньги, как известно, универсальный эквивалент. В воздухе носился запах новых возможностей, и множество носов тщательно к нему принюхивалось, чтобы заранее определить, куда подует ветер.

Старшие Демиурги тоже в стороне не оставались.

Графиня Циннана Подосиновик очень быстро примелькалась в кулуарах Дворянской палаты. На следующий день после истории с попаданием Карины в полицейский участок она без приглашения явилась в особняк графини Марицы Мушиный Плес, знакомиться. Кузина Повелителя поначалу приняла не известную ей особу с заметным холодком и едва не выставила за ограду, но после трехчасового разговора наедине, о содержании которого никто так и не узнал, они расстались едва ли не лучшими подругами. После того, как право заседания графини Подосиновик было подтверждено, обе женщины, казалось, совсем не вылезали из Дворца Заседаний. Иногда поодиночке, иногда на пару, они уединялись то с одним, то с другим аристократом и мило беседовали с ним о всяческих пустяках, по ходу дела ненавязчиво склоняя к своей точке зрения. Точка сводилась к одному: пусть крикуны дерут глотки, но мы-то знаем, что настоящие решения принимаются не на митинге, а в тиши уютных, пропахших пылью кабинетов — такими важными людьми, как ты, господин (госпожа). Отнесенная к важным людям персона тихо таяла внутри, не подавая вида, и незаметно для себя соглашалась со своей незаменимой ролью. По прошествии менее чем полутора периодов парочка гроссмейстеров подковерной игры заручилась как минимум доверием по крайней мере половины депутатов. И, что самое главное, не нажила при том ни одного врага. С графиней Мушиный Плес в силу ее как семейной, так и политической близости к Верховному Князю не рисковали связываться даже оой-графы и графини, а графиня Подосиновик… в нее просто влюблялись. В том числе — женщины.

200