Новенькая вошла во двор через внутренние ворота и остановилась, оглядываясь. Следом за ней ввалился здоровенный мужик — Таксар, и рядом с ним — какой-то плюгавый сапсап, с лысиной, незнакомый. Незнакомый склонился за спиной новенькой — и распрямился, держа в руке новенькие блестящие наручники. Затем он грубо толкнул женщину в спину, и та, едва не упав, сделала еще несколько шагов вперед. Выглядела она странно. Не тарсачка — светло-оливковая кожа, широкие скулы и такой же широкий рот, небольшой нос, высокий лоб… Чем-то похожа на гулану, но у тех никогда не встречается такой светлой кожи. Сапсап? Вазита? Нет. Откуда она такая? И одежда — вроде бы северное женское платье, но истрепанное до полной неузнаваемости.
Створка ворот с лязгом захлопнулись за спинами вошедших.
— Ты, как тебя… — лениво сказал Таксар. — Аяма. Сядь куда-нибудь и не мельтеши. Тиксё скоро появится. Слышь, Микан, пойдем-ка на крыльцо, под навес. Не париться же на солнце.
Охранник в сопровождении плешивого прошел к навесу возле входа в жреческий дом, и они оба уселись там на корточки, тихо переговариваясь, лениво пережевывая хансу и время от времени сплевывая под ноги коричневую слюну. Новенькая, поколебавшись, приблизилась к Суэлле и уселась на пыльную землю рядом с ней, поджав под себя ноги.
— Доброго дня, — негромко сказала она на общем. — Меня зовут Аяма. Аяма Гайсё. Рада знакомству, госпожа, прошу благосклонности.
От удивления Суэлла прищемила кожу на пальце пестом и зашипела от боли. Катонийка? Здесь?! Впрочем, не первая. Точно, именно у восточниц она уже видела подобный тип лица и цвет кожи.
— Привет, — буркнула она, продолжая механически ворочать пестом и надеясь, что новенькая отстанет.
— Как называется это место? — не успокаивалась та. — Город — Тахтахан, я знаю, подслушала. А что за дома такие вокруг? Что за храм?
— Храм Тинурила, — еще грубее ответила Суэлла. Она с досадой отвернулась, высыпала муку в глиняный кувшин, зачерпнула из корзины горсть джугары и снова принялась работать пестом.
— Извини, госпожа, я невежлива, — новенькая слегка поклонилась. — Пожалуйста, не сердись. Меня обманом заманили в Четыре Княжества и силой продали в рабство в Граш. Я никого здесь не знаю и ничего не понимаю… Могу я узнать, как твое имя?
— Не можешь, — зло ответила Суэлла. — Нет у меня имени. Я тебя никуда не заманивала, так что оставь меня в покое!
Может, пересесть? Но, во-первых, придется перетаскивать кувшины и корзину, а во-вторых, назойливая иностранка наверняка потащится за ней и на новое место. И что за напасть?
— Прости, госпожа, — снова поклонилась Аяма. — Я не хотела тебя обидеть или разозлить. Господин Микан, пока вез меня сюда от границы с Княжествами, испытывал удовольствие, рассказывая, что меня ждет. Я хочу знать, он доставил меня на место? Или повезет дальше? Здесь есть публичный дом, где женщин содержат силой?
Внутри Суэллы снова полыхнула вспышка злости, и она удивилась сама себе. Да что с ней? Подумаешь, дура-иностранка привязалась! Можно и ответить, язык не отвалится. Может, дело в том, что новенькая внезапно напомнила ей об утраченной свободе?
— При храме Тинурила — бордель. «Кающиеся жрицы», ритуальная проституция, — сухо пояснила она. — Некоторые сами продают себя с голодухи, большинство держат силой. Тебя вряд ли повезут дальше. Привыкай к аду, госпожа Аяма, — она издевательски подчеркнула обращение.
— К аду? — удивилась та. — Госпожа, ты… тарсачка, да? Ад — термин из религии Колесованной Звезды, я еще ни разу не слышала, чтобы его упоминали в Граше. Даже у поклонников Курата нет ничего похожего. Ты была на севере, в Княжествах?
— Была… когда-то, — Суэлла чувствовала, как эмоции внутри нее постепенно ослабевают, сменяясь привычной апатией.
— Понятно, госпожа. Если ты не в настроении разговаривать, я не стану тебя тревожить. Прости за беспокойство. Я спрошу у тебя еще только одну вещь, и сразу отстану. Скажи, ты никогда не встречала тарсачку из Северных Колен по имени Суэлла Тарахоя?
Суэлла закаменела. Она стиснула каменный пест так, словно намеревалась раздавить его пальцами, и почувствовала, как почти против воли зашевелились ее манипуляторы, скручиваясь для удара.
— Нет, — наконец ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно равнодушнее. — Кто она?
— Она похищена год назад в Джамарале. Ее ищут родственники, — новенькая склонила голову, и внезапно Суэлле показалось, что ее видят насквозь. — Почему ты так встревожилась, госпожа? Может, ты все-таки видела ее хотя бы мельком? Или знаешь, где она находится?
— Я никогда не видела ее, — все тем же равнодушным, на грани срыва в истерику голоса откликнулась Суэлла. — А если и видела, то не знакомилась. У тебя есть еще вопросы?
— Нет, госпожа. Только, пожалуйста, скажи мне свое имя. Я же не могу обращаться ко тебе «эй!»
— А и не надо к мне обращаться, — Суэлла опять подавила вспышку раздражения и с силой ударила пестом по ни в чем не повинному зерну в ступке. — Я синомэ, поняла? Девиант, как у вас говорят. И я чокнутая. Я тебя могу по стенке сейчас размазать!
— Да, ты можешь, — спокойно согласилась новенькая. — Но не станешь. Ты не чокнутая, госпожа, поверь мне как эксперту.
— Видала я таких экспертов… — фыркнула сбитая с толку Суэлла. Ей что, действительно не страшно? Одно слово, иностранка. Стоп. «Как эксперту»? — Ты кто вообще такая?
— Меня зовут Аяма Гайсё, — с готовностью откликнулась новенькая. — Я из Катонии. Меня пригласили в Четыре Княжества поработать там проституткой. Я не знала, что там проституция — уголовное преступление. Когда приехала и поняла, что меня обманули, начала протестовать и попыталась пойти в полицию. Тогда меня продали сюда.