К вечеру так неудачно начавшегося дня пресс-секретарь Генштаба зачитал перед журналистами официальное коммюнике, в котором объявлялось о полном установлении контроля за областью Чукамба.
К полуночи оправившийся от неожиданного удара клан Снежных Вершин, потерявший значительную часть личного состава своей армии, но сохранивший практически все замаскированные в горах склады оружия, нанес ответные удары по всей Чукамбе. Прекрасно знающие местность и еще лучше экипированные для ночных действий в горах, боевики Дракона, впервые за полвека получившие полную и безоговорочную поддержку местного населения, под покровом темноты хладнокровно, как в тире, расстреляли из огнеметов и гранатометов не менее трех четвертей еще не завершенных укрепрайонов княжичей, после чего огнем из ручного оружия добили уцелевших солдат.
Потери армии ЧК той ночью — и в технике, и в живой силе — также были засекречены.
На следующее утро пресс-секретарь Кремля объявил об отмене назначенного на этот же день выступления Верховного Князя Тайлаша Полевки перед объединенными Палатами.
Дорогу заметила Мизза.
Она как раз сидела в траве на вершине холма, скрестив ноги, и пыталась вообразить себе дом. Не обычный глинобитный дом, какие сотнями стояли в ее родном городе, а такой, какие она видела в Паллахе, куда ее год назад брали на большую ярмарку. Там дома строили не из глиняных кирпичей, обожженных на солнце, а из дерева — неподалеку начинались леса, и с материалом проблем не было. Их приподнимали на сваях, чтобы меньше заползали опасные насекомые, полы и стены делали из грубо оструганных досок, а крышу покрывали широкими длинными пластами коры, снимаемыми с какого-то неизвестного дерева и накладываемыми друг на друга толстым слоем. Стекла в окнах там стояли тоже только в богатых домах, в остальных же проемы заделывались какими-то странными листьями: плотными, широкими, прозрачно-зеленоватыми, с густой сетью темно-коричневых прожилок. Внутри таких домов — Мизза тайком заглядывала — царил загадочный зеленый полумрак. Наверное, совсем такой, какой стоит в далеких джунглях на западе, где по деревьям скачут стаи обезьян, на каждом дереве растут вкусные сочные фрукты, а солнце никогда не палит безжалостно с неба, иссушая тело даже сквозь одежду.
Сейчас она пыталась вообразить такой дом. Получалось плохо. Перед ней колыхался широкий короткий ком серого тумана, в котором временами проглядывали и тут же растворялись то дверь, то окно, то опорная свая. Когда Мизза думала небо, она уже привыкла, что облака получаются совсем не такими, какими она пытается их себе представить. Но все-таки хоть что-то да получалось! А здесь — кусок тумана, и все.
Она сердито швыркнула носом и отвернулась. Дурацкая затея. Строить дома — дело мужчин, а женское занятие — обжить построенный дом, сделать его уютным и приветливым для детей и мужа.
— Какой-то ты странный дом думаешь, — Бокува неслышно спустилась сверху и зависла в полусажени над землей, разглядывая туманный ком. — Я такого никогда не видела. Он же совсем другой, чем тот, в котором ты живешь.
— Ты что, видишь? — подозрительно спросила Мизза. — Тут же нет ничего.
— Как — нет? Есть. Только не закончено. Наверное, ты просто не можешь видеть то, что еще не готово к рождению. И все-таки — зачем ты думаешь странный дом? Я же сказала — обычный. Самый обычный. Самый простой.
— Простой неинтересно. Вон их сколько вокруг — обычных. Выйди на улицу и смотри.
— Здесь нет улицы. Здесь есть только то, что мы строим. Не выдумывай и делай то, что сказано.
Мизза надулась. Потом она вспомнила, что обещала Бокува строить мир, как той надо, и вздохнула. Ну ладно. Обычный так обычный. Она сосредоточилась, но тут же удивленно распахнула глаза во всю ширь.
— А откуда взялась дорога? — спросила она. — Только что не было. Ты ее построила?
— Какая дорога? — Бокува недовольно покосилась на нее своими разноцветными глазами. — Нет тут никакой дороги. Не выдумывай.
— Ну как же нет? Ты что, не видишь? Ты же прямо над ней висишь.
Бокува быстро глянула под ноги.
— Нет тут дороги, — уверенности в ее голосе, однако, поубавилось. — Не вижу. Ты, наверное, врешь.
— Да вот же! — Мизза вскочила и подбежала к двойной колее, тянущейся с вершины вниз по склону, петляющей между холмами и теряющейся в бледной дымке. Она ухватила пригоршню сухой глинистой почвы из колеи и протянула ее девочке-кукле на раскрытой ладони. — Бокува, ты что?
Кукла поглядела на ее ладонь с таким видом, словно подозревала злую шутку, и внезапно глаза ее тоже распахнулись.
— Земля… Дорога… — прошептала она, отпрянув. — Теперь вижу. Откуда?..
Она раскинула руки и медленно повернулась вокруг своей оси, вглядываясь в мир.
— Я ее не думала, — наконец сказала она. — И ты тоже. Откуда она? Мизза, расскажи мне, что ты видишь.
— На дороге? — неуверенно спросила девочка.
— Везде. Я хочу знать, что еще видишь ты, но не вижу я.
— Ну… степь. Вон туда она растет, как обычно. Холмы, трава. Цветы вон на том холме, такие белые, видишь? Облака в небе, вон то совсем как элефант, а вон то — как подушка. Деревья на тех холмах.
— Все?
— Все.
— А горы?
— Горы? Я не вижу никаких гор, — озадаченно проговорила Мизза. — Ты видишь?
— Да. Вон там, — Бокува махнула рукой в сторону, противоположной растущей степи. — Далекие, синие, с белыми вершинами.
— Не… — Мизза осеклась. Теперь она отчетливо увидела далекий горный хребет, маленький, словно игрушечный. Внезапно она осознала, что он был там всегда — только почему-то раньше она совсем не обращала на него внимания. — Но ведь… Бокува, почему я не видела его раньше?