Река меж зеленых холмов - Страница 118


К оглавлению

118

Операция, в ходе которой она постоянно консультировалась с учебником, заняла больше часа. Зрелища расползающейся под ее пальцами человеческой плоти мужественный предводитель повстанцев против женской тирании не выдержал уже через пару минут. Зажав рот рукой, он выскочил за дверь, и там его долго и мучительно рвало, каковые звуки Карина с чувством глубокого удовлетворения и отметила краем сознания. Впрочем, сосредотачиваться на своей мести она не могла — она настолько боялась ошибиться, что пот с нее валил градом, а тело от напряжения начало дрожать. В конце концов она ослабила обратную связь с проекцией, после чего стало легче — физически, не морально. Ее все время не оставляло чувство страшной, катастрофической ошибки, которую она никогда не сможет исправить. Фактически сейчас она во имя политики приносит в жертву живого человека — хуже преступления для врача, наверное, невозможно даже представить. Наверняка она поторопилась, наверняка ее решение оказалось слишком скоропалительным, наверняка можно придумать что-то еще… Ведь она была готова использовать запретную технологию для восстановления здоровья Масарику Медведю — так почему же не решилась сделать то же самое для старика? Потому что он — никто и никому не интересен? Какая же она все-таки мразь и скотина…

Все плохое когда-нибудь заканчивается. Она наконец закончила запаивать шов на культе, когда лучи клонящегося к закату солнца проникли сквозь древесные кроны и осветили крохотное окно хижины, затянутое пальмовым листом. Карина переборола страшное искушение лечь на пол, свернуться калачиком и пролежать в такой позе пару тысячелетий, отключив все чувства и мысли. Она приказала проекции сбросить накопившееся чувство усталости, взяла последний сохранившийся чистый и сухой лоскут ткани и обвязала им культю. Свалится. Наверняка свалится. Нужно объяснить местным, как правильно перевязывать. Нужно…

Он все равно умрет. Его организм в ужасающем состоянии, он слаб и отравлен продуктами распада тканей и бактериальными токсинами. И даже если его не доконает операция — кто станет о нем заботиться? Старая слабая жена? Впрочем, главное, чтобы он прожил достаточно для демонстрации ее способностей. Ведь так?

Карина сердито шмыгнула носом и мысленно отвесила себе оплеуху. Она не имеет право на слабость. Она должна делать то, что от нее ждут. И она сделает все, что должна, чего бы ей это ни стоило — даже души. Делай что должно — и кого волнуют твои чувства?

Она бросила на мужчину последний взгляд через сканер — температура все еще высока, но пульс постепенно успокаивается. Жаль, что нельзя проверить работу почек… Она повернулась и вышла из хижины. Сидящие неподалеку на корточках и негромко разговаривающие мужчины замолчали и подняли на нее взгляды. Сбившиеся в кучку женщины встрепенулись. Очевидно, остальных местных замучило любопытство, потому что в проходах между соседними домами стояла довольно густая толпа.

— Я закончила оперировать, — устало сказала Карина. — Сама Симаха, прошу, зайди в дом. Мне нужно тебе кое-что объяснить. Сан Кета, ты тоже зайди. Не волнуйся, больше ничего страшного не осталось.

Дождавшись, когда мужчина и женщина войдут в хижину, она кивнула на ампутированную ступню.

— Сан Кета, это нужно унести и закопать где-нибудь за деревней. Там больше нет заразы, так что можно не бояться. Сама Симаха, нужно следить, чтобы по крайней мере две недели нога была обвязана чистыми тряпками. Не нагружать ее ни в коем случае, регулярно мыть теплой водой. Твоему мужу следует хорошо питаться. И пить ему нужно много. Всегда долго кипяти воду и для питья, и для мытья — так, чтобы она долго бурлила, огонь убивает содержащиеся в ней болезни. Когда он немного оправится, ему можно сделать опору. Возьмите толстую палку и вот так, — она уперла пальцы одной руки в ладонь другой, — воткните в нее другую, длинную. Получится костыль. Он сможет опираться на него подмышкой при ходьбе. Понятно?

— Он останется жив, сама Карина? — умоляюще спросила женщина, склоняясь к мужу и заглядывая ему в лицо. — Останется жив?

— Надеюсь, что да, сама Симаха, хотя и без ноги. Но ему нужно хорошо питаться и отдыхать. Сан Кета, я ожидаю, что деревня поможет своему старосте хотя бы на первых порах. Где сан Дом Патараки? Почему я его не вижу?

— Он… — внезапно предводитель бунтовщиков замялся, и в нем мелькнул страх. — Мы не сделали ему ничего плохого…

— Сан Кета, — устало вздохнула Карина. — Я не хочу ни с кем ссориться. Я готова забыть то, что произошло между нами. Я напугала вас своим неожиданным появлением, и вы просто не успели понять, как себя вести. Я не стану наказывать вас. Просто отведите меня к сану Дому, хорошо?

Облегчение, которое волной хлынуло от Кеты и от стоящих рядом с ним мужчин, казалось волной холодной воды в раскаленной пустыне. Они и в самом деле уже горько сожалели, что осмелились выступить против нее и ждали неминуемого наказания — а наказание в Сураграше Дракон практиковал единственное: смерть за любую провинность. Бунтовщики приготовились защищаться до конца, и когда внезапно оказалось, что их обещают не трогать, по крайней мере половина из них с трудом удержалась от того, чтобы броситься ей в ноги. Удержало их только чувство, которое Карина по неопытности смогла интерпретировать лишь как гордость. Или упрямство. Или что-то в таком духе. Неважно. Главное, что они больше не станут тыкать в ее сторону копьями.

— Иди за мной, сама Карина, — буркнул Кета. Он повернулся и, гордо расправив плечи, чтобы сохранить остатки самоуважения, пошел в проход между домами. Столпившиеся там деревенские брызнули от него и Карины в стороны, словно мальки от щуки.

118