Река меж зеленых холмов - Страница 100

100

— Госпожа Карина, видишь ли, я не могу принять твою помощь в качестве врача, — спокойно сказал он. — Я крайне признателен за то, что ты решила мне помочь, но к сожалению, вынужден отказаться.

— Почему? — пораженно спросила Карина. — Господин Масарик, но я ведь ничего не прошу взамен. Твой отец…

— Да, мой отец, — мягко перебил ее мужчина. — Именно в нем все дело. Позволь, я объясню. Во-первых, я крайне недоволен тем, что он позволил своим чувствам взять верх над профессионализмом. Я бы понял, если он, отправляя Ольгу в опасное предприятие, руководствовался какими-то политическими соображениями — нанести ущерб Дракону или еще что-то в том же духе. Но он таким образом просто решил купить твою помощь, даже не поинтересовавшись моим мнением. А я не могу ее принять. В Княжествах парализованных инвалидов вроде меня не менее пятидесяти тысяч, и практически все они, в отличие от меня, живут на мизерное государственное пособие. Княжества — бедная страна, гораздо более бедная, чем Катония, и для большинства даже моторизованная инвалидная коляска является недосягаемой мечтой. Я не вижу, почему должен иметь такое преимущество перед ними.

Он поднял руку, останавливая Карину.

— Видишь ли, дело в том, что я — довольно известный публицист…

— Он всекняжески известный публицист и заноза в заднице у массы народа, — встрял рыжий Громобой. — Такая заноза, что я лично знаю минимум пятерых, кто с удовольствием сплясал бы на его похоронах. Заочно — наверное, с сотню. Госпожа Карина, ты не обращай внимание на его скромность, просто на десять все его слова умножай.

— Или твои на десять дели, — неодобрительно покосился на него Масарик. — Не в известности дело, госпожа Карина. Главное, что я публицист, пишущий на… м-м… довольно острые темы. Такие как аристократические привилегии, например.

— Графья и бароны — враги трудового народа, — подсказал со своего дивана Громобой.

— Балабол ты, хоть и пятый в очереди. Да, госпожа Карина, я действительно заноза в заднице у многих и многих. А ты — гражданка Катонии, с которой Четыре Княжества и в лучшие-то времена в довольно напряженных отношениях находятся. Сейчас же со скандалом вокруг Сэтаты мы вообще чуть ли не на грани разрыва отношений. Прикормленные газетенки мне и так каждую мелочь в грех ставят. Мама у меня очень любила ваши героико-исторические романы — Мин Атарасий, Дзани Ююмона, Элиза Заморская, Цубцуб и все такое — и убедила отца назвать меня соответствующим образом. Так теперь за одно лишь катонийское имя меня чуть ли не вашим шпионом объявляют. А принять реальную помощь гражданки Катонии означает вызвать в прессе чудовищную истерику. Папе и так нелегко из-за меня приходится. Если бы не его личная дружба с Повелителем… Кроме того, я последовательно борюсь против необоснованных преимуществ, так что просто не могу себе позволить воспользоваться привилегией, недоступной другим — твоей помощью. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, господин Масарик, — помолчав, откликнулась Карина. — Но ведь совершенно не обязательно афишировать мою помощь, верно? Никто не догадается. Подумаешь, в гости зашла! Я же не нейрохирург, у меня по гастроэнтерологии специализация.

— Во-первых, госпожа Карина, — усмехнулся Масарик, — еще как догадаются. Мне временами кажется, что я в стеклянном доме живу — журналисты выведывают такие вещи, в которых я и сам себе-то признаться боюсь. У нас нет ваших законов об охране личности, так что от них не скрыться. Во-вторых, дело даже не в том, догадаются они или нет. Дело в том, что я не могу открыто бороться против привилегий, но тайком ими пользоваться. Я предпочитаю спокойно смотреть в глаза своему отражению в зеркале. Прости, что приходится тебя огорошивать вот так, с самого начала, но твою помощь я с великой благодарностью отвергаю… я правильно вашу формулу использовал? Прости, никогда не был силен в катонийском этикете.

— Да ты, Марик, хоть в чем-нибудь вообще силен? — саркастически спросила Ветка, входя в комнату. — Твои поверхностные статейки с кучей натяжек и передержек с точки зрения фактов всегда находились ниже плинтуса. Мало я тебя носом тыкала?

— А мне помнится, что в наших баталиях на форумах я тебя минимум два к одному переигрывал, — невозмутимо откликнулся Масарик. — В том числе — по знанию фактов. По крайней мере, аудитория считала именно так.

— Аудиторию ты своей ложной харизмой завораживал, — ехидно сказал Громобой. — И безапелляционностью, с какой чушь несешь. А вот я всегда за аргументы Ветку поддерживал.

— Врешь, — хладнокровно парировала журналистка. — Ты меня начал поддерживать, когда влюбился по уши. А до того предательски держал руку нашего косолапого друга.

— Какая разница? — Громобой меланхолически пожал плечами. — Когда я увидел тебя в теплой компашке его прихвостней, сразу понял, что ваши схватки на публике — всего лишь часть коварного замысла по созданию себе рекламы, так что на чью сторону ни встань, все едино. А личико у тебя чуть-чуть посимпатичнее, чем у Марика. Слушай, что там со жратвой? У меня самого что-то в брюхе бурчать начало.

— Чуть-чуть посимпатичнее, говоришь? — ласково осведомилась Ветка. — Ну, за это тебя чуть-чуть и покормят. Пару ложечек овсяной каши, и хватит.

— Эй! — запротестовал парень. — Так нечестно! Тем более — овсяной! Это не кормежка получается, а пытка. Ну хорошо, гораздо, гораздо, гораздо симпатичнее! И личико, и ушки, и шейка, и грудки, и бедрышки, и поп…

— Так, я не поняла! — грозно нахмурилась Ветка. — Ты меня всю по частям перечислить решил? Я тебе что, корова на базаре? Смотри, рука у меня тяжелая, прибью и не посмотрю, что наследник!

100